У Джеффа Дейста есть для нас замечательный совет: слушайте мёртвых экономистов. Он поясняет, как экономика сбилась с пути, пытаясь подражать естественным наукам и их эмпирическому методу исследования. В качестве основного ресурса для тех, кто заинтересован в понимании экономики как “теоретической науки”, он называет Менгера, Мизеса, Хайека и Ротбарда. Австрийские экономисты утверждали, что экономическая теория основывается на дедукции, а не на экспериментах и математическом моделировании.

Эта фундаментальная позиция австрийской школы вызывает наибольший критицизм. Если не существует согласия относительно того, как работает экономика, насколько результативным может быть обсуждение экономической политики?

Большая часть критики, которую я встречаю, основывается на неправильном понимании и окарикатуривании того, что Мизес называл «праксеологией». Однако, те же критики не скажут тех же вещей о логике, но *праксеология

• это и есть логика*, просто применяемая для анализа человеческого выбора или действия. По этой причине в компании мейнстримщиков я избегаю термина «праксеология» и использую словосочетание “логика действия.”

Нападка #1: “’Логика действия’? Но некоторые люди нерациональны!”

Первое недоразумение в отношении этого метода связано с мнением, что он якобы предполагает, что все «логичны» или «рациональны» в разговорном значении этих терминов. Соответственно, некоторые люди приходят к заключению, что представители австрийской экономической школы верят, что поведение всех людей всегда обдуманно. Но это не так. Логика действия относится к решению первобытного человека станцевать танец дождя, чтобы вызвать дождь, точно так же, как и к выбору климатологом термометра для его грядущего эксперимента.

Также, принятие осознанных, целенаправленных решений в качестве предмета изучения, не предполагает, что неосознанное, инстинктивное поведение должно отрицаться. Климатологи выбрали климат предметом изучения, но они не отрицают существование всего, что климатом не является. «Экономики чихания» нет по той же причине, по которой нет «климатологии желудка».

Нападка #2: “Но что же она может?”

Другой типичной критикой является то, что этот метод ни на что не способен. Критики задают вопрос, “Как много в действительности может быть логически установлено из высказывания «Действия человека являются целенаправленным поведением?» Подобному критику я указал бы на наиболее масштабные труды в «австрийской» литературе вроде “Человеческой деятельности” и “Человек, экономика и государство”. Мизес и Ротбард начинали с одной и той же отправной точки — человеческой деятельности — и наполнили сотни страниц ценной экономической теорией и политическим анализом.

Тем, кто до сих пор сомневается в практической пользе этого метода, но не желает читать так много страниц, я коротко покажу, как добраться до убывающей предельной полезности. Вся экономическая теория зависит от способности дойти до этого умозаключения.

Когда люди совершают действия, они обязательно используют определенные средства для достижения желаемой цели. Ограниченное предложение этих средств может удовлетворить ограниченное число целей. Однородный набор средств может использоваться для достижения множества целей. Человек будет использовать этот набор средств для удовлетворения наиболее важных или желаемых целей, в то время как менее важные останутся неудовлетворенными. Следовательно, дополнительные единицы из этого однородного набора средств будут использованы для удовлетворения менее важных целей, потому как цели с более высоким уровнем приоритета, которые можно достигнуть при помощи таких средств, получили эти средства в первую очередь.

Эта цепь рассуждений даёт нам важную концепцию: убывающую предельную полезность. Это несокрушимое объяснение того, каким образом мы оцениваем вещи вокруг нас. Оно много говорит о мире и том, как мы справляемся с редкостью. Оно универсально и неоспоримо благодаря тому, каким образом было получено, и действовать вне рамок этого закона невозможно.

Бесполезно пытаться придумывать эксперимент, который может опровергнуть этот закон. Его нельзя оспорить, как и то, что 1+1=2. Вы можете удивиться, мол, «кто вообще пытается опровергнуть убывающую предельную полезность?». Я напомню вам о восторге мейнстрима по поводу товаров Гиффена, которые, предположительно, нарушают закон спроса, близкий к закону убывающей предельной полезности.¹

Нападка #3: “Почему вы так ненавидите данные?”

Это третье по частоте критическое замечание в адрес экономистов австрийской школы. Критики утверждают, что австрийцы боятся данных и упрямо закрывают уши, напевая «ля-ля-ля», как только сталкиваются с предположительно неподходящими фактами о реальном мире. Однако, у австрийцев нет атипатии к данным, математике или статистике. Они вполне могу быть правильно использованы в психологии или истории, но не в тестировании экономической теории. Наибольшую пользу, которую могут дать наблюдения для теории — это направить теоретика в направлении создания уместной теории и, возможно, воодушевить его еще раз проверить свою теорию, когда данные ей противоречат. Важно, что наблюдения не могут фальсифицировать логически выведенную экономическую теорию, однако иногда они могут указать обвиняющим пальчиком на логически неверный шаг.

Как следствие, вы видите, как различия в методологии быстро приводят к различиям в теоретических выводах. Различия в теоретических выводах неизбежно ведут к дебатам относительно политических предписаний. Несмотря на то, что нормативные утверждения вроде “не должно быть минимальной зарплаты” технически находятся за пределами позитивной экономики, разрыв между высказываниями “обязательная минимальная зарплата вызывает безработицу” и “нам не стоит принимать законы о минимальной заработной плате” невелик. Поэтому взгляды экономистов австрийской школы и либертарианцев так во многом совпадают.

Последствия использования разных методологических основ

Концепция товаров Гиффена, очевидно, не демонстрирует всего объёма различий между мейнстримными экономистами и экономистами австрийской школы. Две школы используют разные эпистемологические и методологические основы и создают две различные системы взглядов в экономической теории. Различия становятся особенно полярными на макроуровне, хотя на микроуровне обе системы внешне достаточно похожи. Мейнстримная экономика имеет настолько глубокие изъяны, что даже её представители начинают это признавать. Для неё характерны смехотворные уровни агрегации, диковинные политические предложения и могучее математическое моделирование, которое, похоже, не имеет ничего общего с жизнью и действиями реальных людей. Хотя их наука и основывается на предсказаниях, похоже, что финансовый кризис 2007–08 застал их врасплох.

Представители австрийской экономической школы годами предупреждали о пузыре недвижимости, и это стало возможным благодаря тому, что они вооружены методами, которые основываются на логических выводах, базирующихся на выборе, сделанном реальными людьми.

Перевод: Анастасия Шабанова.

Редактор: Владимир Золотарев.

Оригинал статьи