Возможно, никогда в американской истории неизбраные технократы не играли такой огромной роли в формировании государственной политики в Америке.

В последние несколько недель конгрессмены пропали из поля зрения. В конце прошлого месяца Палата представителей утвердила наибольший за всю историю объем государственных расходов. Во время голосования большинство конгрессменов отсутствовало. Голоса депутатов не были зарегистрированы, и законодательство было принято голосованием с голоса, что потребовало участия только крошечной горстки депутатов. (вот как описывает голосование такого типа сайт Конгресса: “голосование с голоса происходит, когда члены конгресса отвечают “да” или “нет”, когда спикер задает вопрос. Спикер говорит: “Кто из вас поддерживает решение, скажите “да”. Затем спикер спрашивает: “Кто против, скажите “нет”. Иногда спикеру трудно определить по громкости каждого ответа, кричали законодатели “да” или “нет”. Считая, что вопрос принят единогласным согласием, спикер может просто сказать “без возражений, вопрос принят” вместо голосования. Тем не менее, любой конгрессмен может возразить против этого и заставить голосовать, — прим. ред.)

Спустя несколько недель выясняется, что Сенат тоже не собирается открывать заседания и намерен рассмотреть некоторые законодательные вопросы только в мае. Как и в случае с Палатой, несколько сенаторов все-таки собрались, чтобы одобрить еще один огромный законопроект о стимулировании. Многие сенаторы остались дома. Это “представительное правительство” в современной Америке.

Но если бы вы подумали, что отсутствие членов Конгресса на рабочих местах означает, что в Вашингтоне мало что происходит с точки зрения выработки политики, вы были бы очень неправы. Просто демократически избранные институты теперь стали в значительной степени несущественной интермедией. Реальное формирование политики происходит среди неизбранных экспертов, которые сами решают — с минимальным участием и контролем со стороны фактически избранных должностных лиц — какой будет государственная политика. Люди, которые действительно управляют страной, — это эксперты и бюрократы в центральных банках, в органах общественного здравоохранения, разведывательных агентствах и во все расширяющейся сети советов и комиссий.

Подъем технократии

Это отнюдь не новая тенденция. За последние несколько десятилетий — и особенно после Нового курса — официальные эксперты в правительстве постепенно заменили избранных представителей в качестве основных лиц, принимающих решения в правительстве. Публичные дебаты были прекращены в пользу совещаний небольших групп технократов. Политику заменили “наукой”, будь то общественные или естественные науки. Влияние этих в значительной степени неподотчётных лиц сегодня в наибольшей степени проявляется в федеральных судах, в “спецслужбах”, в Федеральном резерве и, что долго игнорировалось, в государственных органах общественного здравоохранения.

Технократия как стиль управления существует по крайней мере со времен Прогрессивной эры, хотя она часто сдерживалась традиционными выборными политическими акторами и институтами. В разных странах технократия проявилась в разное время, например, в Мексике в 1980-х и 1990-х годах.

Но власть технократии давно растет и в Соединенных Штатах.

Нам говорят, что демократия является одной из высших политических ценностей. Технократы смогли окружить себя мифами, утверждающими, что они принимают только научные решения, руководствуясь исключительно Данными. Нам говорят, что эти технократы не вмешиваются в политику и принимают правильные решения исходя из того, что говорит им наука.

Правда заключается в том, что нет ничего неполитического, научного или даже беспристрастного в отношении технократа к управлению. Технократы, как и все остальные, имеют свои идеологии, свои повестки дня и свои интересы. Зачастую их интересы сильно расходятся с интересами широкой общественности, которая платит им зарплату и подчиняется их приказам. Рост технократии означает лишь то, что средства влияния на политику теперь ограничены гораздо меньшим числом людей, а именно теми, кто уже влиятелен и вхож в высокие кабинеты. Технократия кажется менее политически заангажированной, потому что при ней политические споры ограничиваются тем, что раньше называли “прокуренными комнатами”. То есть технократия — это такая разновидность олигархии, хотя она не ограничивается финансово богатыми. Она ограничена людьми, которые ходят в “правильные” школы или контролируют влиятельные корпорации, такие как Google или Facebook, или работают на влиятельные медиа-организации. Это считается “неполитическим”, потому что обычные избиратели и налогоплательщики не могут знать, кто именно участвует в политическом процессе и какие политики обсуждаются. Другими словами, технократия — это правление небольшого эксклюзивного клуба. И вы в нем не состоите.

Так как же технократия выживает в системе, претендующей на то, чтобы основывать свою легитимность на демократических институтах? В конце концов, технократия по своей природе является антидемократической. Действительно, поскольку левые невзлюбили демократию, они требуют применения технократических методов, чтобы покончить с демократическими институтами. В широко цитируемой статье 2011 года для New Republic влиятельный банкир и экономист Питер Орзаг жалуется, что демократические институты, такие как Конгресс, не реализуют достаточное количество предпочтительной для него политики. Поэтому он настаивает на том, что пора “отказаться от сказки Civics 101 о чистой представительной демократии и вместо этого начать строить новый набор правил и институтов”. Он хочет править как технократ через систему “комиссий”, укомплектованную “независимыми экспертами”.

Это новая модель “эффективного” правительства. Но Соединенные Штаты во многих областях уже управляются именно так. Нет недостатка в советах, комиссиях, судах и агентствах, которые контролируются экспертами, которые функционируют в основном без какого-либо контроля со стороны избирателей, налогоплательщиков или выборных должностных лиц.

Мы можем указать на несколько институтов, в которых технократы являются очень влиятельным.

Первый: Верховный суд США

Тенденция к технократии впервые проявилась в Верховном суде США. Суд долгое время считался своего рода экспертом по правовым вопросам. Они должны были рассматривать технические юридические вопросы, отдельно от превратностей избирательной политики. Но такая экспертиза подразумевает ограничения. Она подразумевает, что суд ограничит свою собственную власть иначе возникнет риск вмешательства в работу демократии. Однако к середине двадцатого века эти ограничения были в значительной степени сняты. В течение 1950-х и 1960-х годов Верховный суд создал множество новых “прав”, которые Конгресс никогда не проявлял никакой готовности создавать. Например, дело “Роу против Уэйда” создало новое федеральное законное право на аборт, основанное исключительно на желании горстки судей, и, несмотря на то, что практически все всегда предполагали, что аборт является вопросом законодательного собрания штата.

До этого периода любые изменения такого масштаба потребовали бы конституционной поправки. То есть до появления современного Верховного Суда, обладающего сверхполномочиями, предполагалось, что серьезные изменения в Конституции требуют долгих общественных дебатов и участия многих избирателей и законодателей. Но с появлением Верховного суда в качестве экспертного создателя нового права, для судей стало нормой обходиться без публичных дебатов и принятия решений на выборах. Вместо этого эксперты “откроют”, что на самом деле означает Конституция, и создадут свои собственные новые законы, основанные на юридической “экспертизе”.

Второй: Федеральный резерв

Вторым строительным блоком технократии был Федеральный резерв. С момента своего создания в 1935 году Совет управляющих Федеральной резервной системы все чаще выступал в качестве совета технократов по выработке политики, которые функционируют вне законодательного процесса, но в то же время принимают нормативно-правовые акты, которые оказывают чрезвычайно большое влияние на банковские системы, финансовый сектор и даже фискальную политику.

Политики ФРС являются наиболее типичными технократами в том смысле, что они якобы принимают решения, основываясь только на “данных” и не принимая во внимание политические соображения. Священная природа решений этих технократов подкреплена годами повторения мантры о “независимости” ФРС от политического давления со стороны Белого дома или Конгресса.

В действительности, конечно, ФРС никогда не была аполитичным институтом, и это было продемонстрировано различными учеными, многие из которых были политологами. На советы ФРС всегда влияли президенты и другие политики. (Большинство экономистов слишком преднамеренно наивны, чтобы понимать политические аспекты деятельности ФРС). В настоящее время стало совершенно очевидно, что ФРС существует для поддержки политического режима и финансового сектора любыми необходимыми средствами. Идея о том, что этот процесс основан на беспристрастном рассмотрении “данных” смехотворна.

Третий: медицинские эксперты

Новым дополнением к растущим рядам технократов в Америке стал легион медицинских экспертов — на всех уровнях правительства — которые пытались диктовать политику во время паники COVID-19 2020 года. Эксперты в области общественного здравоохранения, во главе с пожизненными правительственными чиновниками, такими как Энтони Фаучи и Дебора Биркс, являются типичными технократами: они руководствуются только “наукой”, и утверждается, что только эти эксперты имеют право диктовать и реализовывать государственную политику, которая будет определять риски, связанные с различными заболеваниями.

Как и в случае с Федеральным резервом и Верховным судом, те, кто выступает против медицинских экспертов, приносят в жертву свою аполитичную объективность — добродетель, которую имеют только технократы (и их сторонники) — ради получения политических выгод.

Четвертый: разведывательные агентства

С 1945 года правительство Соединенных Штатов создавало постоянно расширяющуюся сеть разведывательных агентств, в которую входят более десятка агентств, укомплектованных профессиональными военными. Как мы видели в последние годы, несмотря на множество скандалов в ЦРУ, АНБ и ФБР, эти технократы не останавливаются в попытках подорвать избранное гражданское правительство, чтобы утвердить свою собственную повестку дня. Эти бюрократы в так называемом deep state во многих случаях считают себя неподотчетными избранному правительству и даже пытаются отвергнуть принятые им внешнеполитические решения.

Почему избираемые политики расширяют возможности технократов

Во всех этих случаях выборные должностные лица могут вмешаться, чтобы ограничить власть технократов, но они предпочитают этого не делать.

В случае Верховного суда Конгресс может ограничить юрисдикцию апелляционных судов — и, следовательно, юрисдикцию самого Верховного суда — просто путем внесения изменений в законодательство. Точно так же Конгресс мог отменить или сильно ограничить полномочия Федеральной резервной системы. Но Конгресс решает не делать этого. И, конечно, Конгресс и законодательные органы штатов могут легко вмешаться, чтобы отменить не только полномочия медицинских технократов, но и чрезвычайные полномочия самой исполнительной власти. Пока этого не произошло.

Причина в том, что политики любят “отдавать” разработку политики неизбираемым технократам. Это позволяет выборным должностным лицам позднее утверждать, что они не несут ответственности за непопулярные меры, осуществляемые технократическими институтами. Передавая больше власти в руки технократов, избранные политики могут позже говорить, что они уважали “аполитическую” природу этих институтов и что они стремились уважать “опыт”. “Не вините меня, — позже заявит такой политик, — я только пытался уважать “науку”, “данные” или “закон”.

Расширение возможностей технократии — это хороший способ, чтобы снять вину с политиков, а также, как предлагает Орзаг, обходить законодательные институты, которые делают то, что должны: предотвращают действия правительства, если ему не хватает голосов.

С технократией нехватка голосов в Конгрессе не проблема: просто передайте все дюжине технократов, которые решат, что делать. В этом случае решения будут приниматься вне поля зрения общественности и будут иметь дополнительное преимущество, поскольку это решение не заангажированых политически “экспертов”.

К сожалению, эта схема сработала. Избиратели склонны доверять “экспертам”, — опросы часто показывают, что общественность доверяет неизбраным “экспертам” больше, чем Конгрессу. Это большая победа бюрократов и тех, кто стремится к все более сильному государству.

Оригинал статьи

Перевод: Наталия Афончина

Редактор: Владимир Золоторев