Прежде чем попытаться вкратце очертить, каким образом «общество без государства» – то есть анархическое общество – могло бы успешно функционировать, я сразу хотел бы снять два ошибочных возражения такому подходу. Первое из них полагает, что предполагая существование таких средств обеспечения защиты, как суды, полиция или даже закон, я просто незаметно возвращаю государство в общество, но только в другой форме, а значит, система, которую я анализирую и продвигаю, «ненастоящий» анархизм. Это возражение может привести лишь к бесконечным и бесплодным спорам по поводу семантики. Сразу же скажу, что я определяю государство как институт, обладающий одной или обеими (почти всегда обеими) характеристиками: 1) получение им дохода путем применения физического воздействия, называемого «налогообложением»; 2) притязание на получение, и, как правило, получение принудительной монополии на предоставление услуг в сфере защиты безопасности (полиция и суды) на определенной территории. Институт, который не обладает ни одной из названных характеристик, согласно моему определению, не является и не может являться государством. В то же время, анархическим обществом я называю такое общество, где нет законной возможности для насильственной агрессии по отношению к человеку или его собственности. Анархисты противостоят государству, потому что вся его суть заключается в такой агрессии, а именно, в изъятии частной собственности путем налогообложения, принудительном вытеснении других поставщиков услуг в области обеспечения безопасности на своей территории и других грабительских и насильственных действиях, основанных на этих двух методах нарушения прав личности.

Наше определение государства нельзя назвать произвольным, поскольку эти две характеристики присутствовали у образований, признанных государствами, на протяжении всей документированной истории. Государство с помощью физического принуждения присвоило себе монополию на услуги в сфере обеспечения защиты на территории, находящейся под его юрисдикцией. Но, в принципе, эти услуги могут оказывать частные, негосударственные институты, и, на самом деле, истории известны случаи, когда они предоставлялись не государством, а другими организациями. Возражать против государства – не значит возражать против услуг, с которыми оно часто связано; противостояние государству не обязательно означает противостояние защите, оказываемой полицией, судам, арбитражу, чеканке денег, почтовым услугам, наличию дорог и магистралей. Некоторые анархисты и правда выступают против полиции и любого физического насилия, осуществляемого ради защиты человека и его собственности, но это противоречит позиции остальных анархистов, которая состоит в оппозиции любой агрессии в отношении человека и его собственности.

Ведущая роль в нашем определении отводится налогообложению, поскольку государство – это единственный институт, или организация, существующая в обществе, которая регулярно и систематически получает свой доход путем применения физического насилия. Любые другие индивиды или организации получают доход через добровольную основу – либо 1) путем продажи товаров и услуг потребителям на рынке, приобретающим эти товары и услуги добровольно, либо 2) получая добровольные подарки или пожертвования от членов организаций или других доноров. Если я перестану покупать завтраки Wheaties или изначально воздержусь от такой покупки, производители Wheaties не придут ко мне с оружием и не будут угрожать заточением в тюрьме, принуждая меня совершить покупку; если я не вступлю в Американскую философскую ассоциацию, ее представители не смогут заставить меня вступить туда или, к примеру, помешать мне выйти из нее. Так может делать только государство. Только государство может конфисковать мое имущество или посадить меня в тюрьму, если я не заплачу дань в виде налога. Таким образом, только государство постоянно существует за счет вторжения в частную собственность.

Если кого-то не устраивает употребление термина «принуждение» (coercion,

• ред.) и он считает, что в определенном смысле, покупка Wheaties и членство в Ассоциации тоже есть «принуждение», можно просто не использовать это слово в дискуссии, заменив его на «физическое насилие или его угроза». При этом изменится красочность стиля, но никак не суть. Что анархизм предлагает, так это упразднить государство, то есть ликвидировать узаконенный институт агрессивного принуждения.

Здесь нужно добавить, что государство строится вокруг этого источника доходов, поступающих от принуждения, начиная от экономических мер контроля порнографии до массового убийства граждан во время организованной войны. Проще говоря, государство, как выразился Альберт Джей Нок, «пропагандирует монополию на совершение преступлений и практикует такое поведение» на своей территории.

Второе утверждение, которое я хотел бы опровергнуть прежде, чем начать основную часть речи, заключается в часто предъявляемом анархистам обвинении в том, что они «считают всех людей хорошими» и что без государства не будут совершаться преступления. Если говорить коротко, им приписывают мнение о том, что с ликвидацией государства появится Новый Человек-Анархист, сговорчивый, человечный, доброжелательный, и никакая преступность не будет больше угрожать обществу. Честно скажу, что не понимаю, на чем основывается такое обвинение. Что бы ни пропагандировали другие анархистские школы, – а я не верю, что и они согласятся с таким обвинением, – я не согласен с этим взглядом. Я соглашусь с большинством наблюдателей в том, что человечество – это смесь добра и зла, взаимодействия и преступности. Мое мнение таково, что анархическое общество – это общество, которое поощряет добро и добровольное взаимодействие и минимизирует возможности зла и криминала и его моральное оправдание. Если взгляды анархистов верны, и государство на самом деле – огромный узаконенный и социально признанный источник преступности – грабежа, угнетения и массовых убийств, то, конечно же, ликвидация этого двигателя преступности приведет лишь к усилению хороших и ослаблению плохих человеческих качеств.

И вот еще что: если взглянуть глубже, ни одна социальная система, будь то анархизм или статизм, не будет работать, если большинство людей не являются «хорошими», то есть если они стремятся нападать на своих соседей и грабить их. При такой ситуации никакой вид защиты, ни государственный, ни частный, не смог бы остановить хаос. А значит, чем более мирными и неагрессивными по отношению к своим соседям являются люди, тем более успешно будет работать любая социальная система и тем меньше ресурсов понадобится для обеспечения защиты, предоставляемой полицией. Взгляды анархистов предполагают, что, принимая во внимание «человеческую сущность» и степень проявления добра и зла в любой момент времени, анархизм сможет создать максимальное количество возможностей для хорошего и минимизировать проявление плохого. Остальное зависит от ценностей, которых придерживается каждый отдельный член общества. Стоит отметить, что, ликвидируя живой пример социально признанного, массово легализованного вида преступности в лице государства, анархизм в значительной мере поспособствует мирным ценностям в сознании общественности.

Конечно же, здесь мы не можем привести огромное количество аргументов в пользу анархизма или против государства, аргументов морального, политического и экономического характера. Также мы не можем перечислить «услуги», предоставляемые государством, и рассказать о том, что отдельные индивиды и частным образом организованные группы могли бы предоставлять их на свободном рынке более эффективно. Сейчас мы, наверное, попытаемся рассмотреть наиболее сложный вопрос – распространенное во всем мире предположение, что государство должно существовать и функционировать, даже если оно лишь «необходимое зло»: тут, например, может идти речь о защите человека и его собственности от агрессии. Конечно же, во всем мире думают, что государство необходимо, по меньшей мере, для того, чтобы обеспечивать людей защитой в виде полиции, способствовать разрешению споров в судебном порядке и выполнению условий договоров, а также для создания и исполнения законов. Я утверждаю, что все эти как бы необходимые услуги по предоставлению защиты могут достойным и эффективным образом оказываться людьми и институтами на свободном рынке.

Вот еще одно разъяснение прежде, чем мы начнем основную мысль: новые течения, такие как анархизм, почти всегда рассматриваются исходя из неявного предположением о том, что существующая статистская система работает идеально. Любые пробелы или сложности, возникающие в связи с представлением об анархистском обществе, считаются достаточными для того, чтобы отвергнуть анархизм сразу же. То есть, по умолчанию считается, что государство хорошо выполняет присвоенный себе участок работы по защите безопасности человека и собственности. Сейчас мы не можем рассматривать причины, по которым государство изначально обречено на провалы и неэффективность при выполнении этого задания. Все, что мы должны сейчас сделать, это указать на темную и беспрецедентную сущность государства на протяжении всей документированной истории: ни одна частная группа мародеров не достигла того уровня грабежей, конфискаций, давления и массовых убийств, какого, согласно историческим записям, достигло государство. Ни одна мафиозная организация или группа грабителей банков не может сравниться со всеми этими Хиросимами, Дрезденами и Лидицами или их аналогами на протяжении всей истории человечества.

На это можно посмотреть еще более философски: неправильно сравнивать достоинства анархизма и статизма, считая существующую систему существующей по умолчанию, и затем оценивать только анархистскую альтернативу. Что мы должны сделать, так это начать с отправной точки и рассмотреть обе возможные альтернативы. Например, предположим, что всех нас только что внезапно опустили на Землю, и мы столкнулись с необходимостью решить, какое социальное устройство нам принять. И тут, допустим, кто-то предложил: «Каждый из нас обязательно пострадает от тех, кто готов проявлять агрессию против окружающих. Давайте решим эту проблему преступности путем передачи всего нашего оружия Джонсам, вот они, наделяя эту семью абсолютными полномочиями решать споры. Таким образом, обладая монополией на осуществление принудительных действий и эксклюзивным правом принимать решения, семья Джонсов сможет защищать всех нас друг от друга». Не думаю, что кто-то проявит внимание к этой затее, кроме как сама семья Джонсов. И все же, это и есть тот распространенный аргумент в пользу существования государства. Если мы начнем с самого начала, как в примере с семьей Джонсов, вопрос «кто будет охранять охрану?» станет не просто постоянным пробелом в теории государства, но и непреодолимым барьером к его существованию.

И последнее замечание: анархист всегда предстает в невыгодном свете, пытаясь обрисовать будущее анархического общества, поскольку ни один наблюдатель не может предсказать, какими станут добровольные социальные образования, включая те, которые предоставляют товары и услуги на свободном рынке. Например, предположим, что сейчас 1874 год, и кто-то предсказал, что когда-нибудь возникнет производство радиоприборов. Разве должен этот человек немедленно ответить на вопрос сколько производителей радиоприборов будет существовать спустя столетие, насколько крупными они будут, где они будут располагаться, какие технологии и маркетинговые методы они будут использовать и так далее для того чтобы его прогноз считался успешным? Очевидно, что это невозможно, и, честно говоря, об этом также должны задуматься те, кто требует точно описать картину предоставления услуг по защите безопасности на рынке. Анархизм выступает за преобразование государства в организации, действующие на рынке, и такие организации будут более гибкими и менее предсказуемыми, чем политические институты. Самое большое, что мы можем сделать, это предложить исчерпывающие инструкции по построению анархистского общества, и обрисовать его перспективы.

Важным является то, что технологический прогресс делает анархическое устройство все более возможным. Возьмем, к примеру, маяки. Часто говорят о том, что частные операторы не могут предъявить каждому кораблю счет за пользование услугой. Кроме того факта, что это утверждение игнорирует успешное существование частных маяков в более ранние периоды, например, в восемнадцатом столетии в Англии, есть еще очень правильное мнение о том, что современные электронные технологии делают предъявление счета за свет каждому кораблю все более возможным. Таким образом, корабль должен будет заплатить за контролируемый электронной системой свет, который автоматически включается для кораблей, которые оплатили услугу.

Давайте обратимся к проблеме решения споров – а именно, споров о предполагаемых нарушениях прав человека и посягательстве на собственность – в анархистском обществе. Во-первых, следует заметить, что любой спор подразумевает наличие двух сторон: истца, предполагаемой жертвы преступления или правонарушения, и ответчика, предполагаемого агрессора. В случаях нарушения контракта каждая из двух сторон является одновременно и истцом, и ответчиком.

Важно помнить, что любое общество, будь оно статистским или анархическим, должно пользоваться каким-либо методом разрешения споров, который будет одобрен большей частью общества. Не было бы никакой необходимости в судах и арбитраже, если бы люди были всеведущими и сразу же знали о том, кто виноват в каждом определенном преступлении или нарушении условий контракта. Поскольку никто из нас не является всеведущим, должен существовать какой-либо метод определения того, кто преступник или нарушитель закона, и метод этот должен быть правомерным. То есть нужно определить, чье решение может быть принято большей частью общественности.

Во-первых, две стороны могут добровольно разрешить спор сами или прибегая к помощи посредника. С этим нет никаких проблем, и большая часть общества автоматически примет такой уклад. Такое положение вещей принимается всеми даже сейчас, но, конечно, в меньшей степени, чем в обществе, разделяющем анархистские ценности мирного взаимодействия и согласия. Во-вторых, две стороны, не способные достичь согласия, подобным образом могут добровольно принять решение положиться на вердикт арбитра. Такое решение может быть принято после того, как возникнет спор, или оно может быть заранее оговорено в договоре. И опять же, здесь не возникает никаких проблем с законностью такого уклада. Даже в теперешнюю эру статизма все большее количество граждан обращаются к частным квалифицированным арбитрам для быстрого и мирного разрешения споров. К этому их подталкивает печально известная всем неэффективность, и обременительность судов, управляемых правительством.

Так, Уильям Вулдридж писал, что

Арбитражная система достигла таких пропорций, которые делают суды вторичной инстанцией для разрешения споров на одних территориях и совершенно ненужной – на других. Древний страх, испытываемый судами ранее по поводу того, что арбитраж может «вытеснить» их из сферы правосудия, уже сбывается, воздавая каждому по заслугам. Страховые компании разрешают более пятидесяти тысяч споров в год между собой, используя арбитраж, а Американская арбитражная ассоциация (ААА), с головным офисом в Нью-Йорке и двадцатью пятью региональными офисами по всей стране, в прошлом году провела более двадцати двух тысяч арбитражных процессов. Ее двадцать три тысячи сотрудников по численности, возможно, превосходят общее количество судебного персонала … в Соединенных Штатах … Прибавьте сюда еще количество тех, кто решает споры арбитражным путем в рамках определенных промышленностей или на определенных местах, без помощи ААА, и вторичное место официальных судов становится очевидным.¹

Вулдридж добавляет, и это важно, что, кроме быстрого решения споров путем арбитража по сравнению с рассмотрением их судами, арбитры могут выступать экспертами в деле игнорирования государственных законов. Фактически, они создают частные законы, возникающие на добровольной основе. «Другими словами, – утверждает Вулдридж, – система не предусмотренных законом (extralegal -ред.) судов, действующих на добровольной основе, развивается вместе с частными законами. Правила, установленные государством, обходятся с помощью того же процесса, с помощью которого обходятся форумы, созданные для урегулирования споров с помощью этих правил….». Если говорить коротко, частное соглашение между людьми, двустороннее «право», вытеснило право, официально действующее. Законы властей перестали управлять людьми, их заменили правила, в отношении которых молча или вслух приняли решение стороны спора. Вулдридж делает заключение о том, что «если арбитр может, на свое усмотрение, проигнорировать правило взыскания убытков в уголовном порядке или порядок ограничений, действующих в отношении иска, который находится перед ним (и то, что он имеет полномочия сделать это, является общепринятым фактом), то арбитражную систему можно рассматривать как практически революционный инструмент самоосвобождения от законов….».²

Могут возразить, что арбитражная система успешно функционирует только потому, что суды утверждают решения арбитров. Вулдридж, однако, указывает на то, что до 1920 года арбитражная система в Америке не была подконтрольной, но это не мешало арбитражу, к которому обращались добровольно, успешно существовать и распространяться в США и Англии. Более того, он говорит об успешных операциях в коммерческих судах еще в средние века и о том, что именно эти суды успешно создали весь свод норм торгового права. Ни один из судов тогда не обладал правом на энфорсмент. Еще Вулдридж говорил о частных судах перевозчиков, которые таким же образом повлияли на создание свода норм морского права.

Как же эти частные, «анархические» и действующие на добровольной основе суды обеспечивали принятие другими своих решений? Через социальный остракизм и через отказ работать в будущем с торговцем, который не повиновался решению. Этот метод добровольного «принуждения» на самом деле был очень действенным. Вулдридж пишет, что «коммерческие суды были добровольными, и если человек игнорировал их решение, его не отправляли в тюрьму…. Но очевидно, что…. [их] решения в основном уважали даже те, кто проиграл; в противном случае, люди никогда не обращались бы к ним в первую очередь…. Суды торговцев работали потому, что торговцы соглашались с их решениями. Торговец, который не повиновался, конечно же, не отправлялся в тюрьму, но он не мог продолжать торговать дальше, ведь соблюдение условий работало на его имидж среди коллег…. лучше, чем применение к нему физической силы».³ И сейчас этот метод, построенный на добровольном исполнении, вполне работает. Вулдридж пишет, что как раз до 1920 года суды не могли утверждать решений арбитража,

что арбитражная система завоевала популярность и дальше развивалась в американском торговом обществе. Ее популярность, завоеванная в то время, когда подчинение договоренности по поводу принятия арбитражных решений должно было быть таким же добровольным, как и сама договоренность, бросает тень сомнения на тот факт, что принуждение путем применения закона было неотъемлемой процедурой при урегулировании большинства споров. Случаи неповиновения решению арбитра были редкими; один из основателей Американской арбитражной ассоциации не смог вспомнить таких случаев вообще. Американские торговцы, как и их предшественники из Средневековья, не должны были придерживаться никаких санкций, кроме тех, которые они сами имели возможность коллективно применить друг к другу. Тот, кто отказывался возмещать ущерб, мог быть не допущен к трибуналу в будущем, либо его имя переставало фигурировать в списке членов его торговой ассоциации. Такие наказания пугали его гораздо больше, чем цена, установленная решением, с которым он не соглашался. Решениям, принятым на добровольной и частной основе, добровольным и частным образом повиновались имевшие уважение и заинтересованность предприниматели, которые знали о том, что урегулирование споров путем арбитража станет недоступным для них очень скоро после того, как они проигнорируют арбитраж.⁴

Следует отметить, что современные технологии делают все более возможными сбор и распространение информации о кредитной истории человека, а также доказательств соблюдения или нарушения им условий договоров или решений, принятых арбитражем. Можно предположить, что анархическое общество будет пользоваться таким методом распространения данных и, таким образом, способствовать остракизму и бойкотированию тех, кто нарушает договора и не повинуется решению арбитров.

Как осуществлялся бы выбор арбитров в анархическом обществе? Точно так же, как это происходит сейчас, и точно так же, как это происходило во время строго добровольного арбитража: арбитры, благодаря своей эффективности и неподкупности, избирались бы разными секторами рынка. Как это происходит и в других случаях, дела у арбитров с наилучшими отзывами об их работе по урегулированию споров будут идти успешно, а те, у кого отзывы не очень, больше не будут иметь клиентов и не смогут расширить бизнес. Особенно следует отметить тот факт, что стороны спора будут искать арбитров с наилучшей репутацией благодаря их компетентности и беспристрастности, а арбитрам, ведущим свою деятельность необъективно, придется искать другое занятие.

Так, Таннехиллс отмечает:

сторонники правительства рассматривают инициированное им применение силы (юридическую силу, которую имеет правительство) как единственный способ разрешения общественных споров. Они утверждают, что если бы каждый член общества не был вынужден обращаться к одной-единственной судебной системе … любые споры были бы неразрешимыми. Очевидно, им не приходит в головы, что стороны спора могут сами свободно выбирать арбитров…. они не понимают, что стороны, в сущности, могли бы разрешать споры гораздо более легким способом, если бы они могли выбирать между конкурирующими арбитражными агентствами, пользуясь при этом преимуществами конкуренции и компетентности. Разумеется, судебная система, обладающая монополией, которая обеспечивается действием статутного права, не может предоставить услугу хорошего качества, как это делают арбитражные агентства на свободном рынке, вынужденные соревноваться за клиентов….

Пожалуй, наименее разумный аргумент в защиту правительственного правосудия – это то, что правительственные судьи более беспристрастны, потому что они действуют вне рынка, а значит, не имеют на нем своих интересов…. Преданность государству – это уж точно не гарантия беспристрастности! Правительственного судью всегда подталкивают к тому, чтобы быть необъективным, действуя в пользу правительства, которое платит ему и наделяет его полномочиями! А вот арбитр, который продает свои услуги на свободном рынке, знает, что должен быть настолько честным, справедливым и объективным, насколько это возможно, в противном случае, стороны спора никогда не обратятся к нему, чтобы резрешить свой спор. Арбитр, работающий в рамках свободного рынка, зарабатывает себе на жизнь тем, что умеет урегулировать споры профессионально и честным путем. Правительственный же судья зависит от воздействия политических сил.⁵

При необходимости стороны договора могли бы заранее заручиться помощью нескольких арбитров:

Было бы экономически более разумно и, чаще всего, довольно эффективно, если бы только одно арбитражное агентство слушало дело. Но если бы стороны чувствовали, что может понадобиться апелляция, и были бы согласны нести дополнительные расходы, они могли бы определять последовательность, в которой обращались бы к двум и более арбитражным агентствам. Названия этих агентств вписывались бы в договор в порядке «первого апелляционного суда» и «последнего апелляционного суда». И было бы совершенно необязательно, да и нежелательно иметь лишь один, конечный апелляционный суд для любого члена общества, как это сейчас происходит с Верховным судом в Соединенных Штатах.⁶

Арбитражная система сама по себе не дает нам полного портрета свободного общества. Как насчет уголовных преступлений или проявления агрессии когда нет никаких контрактов? Или, предположим, нарушитель условий открыто не повинуется решению арбитража? То есть как суды будут развиваться в анархическом обществе, живущем в условиях свободного рынка, как будут выноситься приговоры против преступников и нарушителей условий договоров?

В широком смысле, услуги по защите безопасности предоставляются охраной или полицией, которая, защищая человека и собственность от нападений, применяет силу, и судей или судов, чья роль заключается в том, чтобы выполнять принятые обществом процедуры, определяя, кто преступник или правонарушитель, а также вынося судебные решения по таким делам, как нанесение ущерба и несоблюдение условий договора. На свободном рынке будет множество сценариев взаимодействия судов и полиции. Например, они могут быть «вертикально интегрированными», или эти два вида услуг могут предоставляться разными фирмами. Более того, вполне возможно, что услуги, которые сейчас предоставляются полицией, будут оказываться страховыми компаниями, обеспечивающими своих клиентов защитой от преступных действий. В этом случае страховые компании будут выплачивать компенсацию жертвам преступления, нарушения условий договора или несоблюдения решения арбитражного суда, а затем разбираться с нарушителями в суде, чтобы возместить свои убытки. Существует естественная рыночная связь между страховыми компаниями и услугами по обеспечению безопасности, ведь страховые должны будут стараться выплачивать как можно меньше компенсаций, а значит, стараться снизить уровень преступности.

Суды могли бы брать плату за их услуги с тех, кто проиграл дело, или существовать на ежемесячные или годовые выплаты от своих клиентов – отдельных индивидов, полиции или страховых агентств. Предположим, что Смит – потерпевшая сторона, на которую было совершено нападение или которую ограбили, или по отношению к которой не было выполнено решение суда. Смит думает, что виновная сторона – это Джонс. Смит идет в суд, суд А, клиентом которого он является, и выдвигает обвинения против Джонса, который становится ответчиком. Мне кажется, что признаком анархического общества является то, что человек не может принудить к чему-либо другого через суд, если только тот другой не убежденный преступник, поскольку это было бы агрессией против невинного человека или его собственности. Таким образом, суд А может скорее пригласить Джонса на разбирательство, чем вызвать его. Конечно же, если Джонс откажется являться в суд или присылать представителя, его сторона дела слушаться не будет. Разбирательство по делу Джонса продолжится. Предположим, что суд А признает Джонса невиновным. По моему мнению, чертой общепризнанного правового кодекса анархического общества (какого именно, смотрите ниже) будет то, что на этом дело и закончится, если только Смит не докажет некомпетентность и предвзятость суда.

Допустим, суд А признает Джонса виновным. Джонс может согласиться с вердиктом по той причине, что он тоже клиент данного суда, или потому, что он знает, что виновен, ну или по какой-либо другой причине. В этом случае суд продолжает вести дело против Джонса. Ни один из этих случаев не вносит сложностей в наше представление об анархическом обществе. Но Джонс может и не согласиться с решением суда. Тогда он идет в суд Б, и дело рассматривается еще и там. Предположим, суд Б тоже признает Джонса виновным. И тут опять, согласно общепринятому правовому кодексу анархического общества, рассмотрение дела на этом закончится: обе стороны высказались в судах, каждый в том суде, который он для себя выбрал, и решение о виновности Джонса было единогласным.

Но рассмотрим самый сложный случай: суд Б признает Джонса невиновным. Два суда, в которые по отдельности обратились две стороны, вынесли разные вердикты. Тогда суды передадут дело в апелляционный суд или арбитру, которого выберут заранее. Кажется, с апелляционными судами нет никаких сложностей. Как и в случаях с арбитражным вынесением решений по соблюдению условий договоров, различные частные суды, скорее всего, будут заранее договариваться, в каком именно апелляционном суде рассматривать споры. Как будут избираться судьи апелляционных судов? Так же, как и арбитры или судьи первой инстанции на свободном рынке, они будут избираться за компетентность и хорошую репутацию, говорящую об их эффективности, честности и работоспособности. Очевидно, что к судьям апелляционных судов, которые неквалифицированны или необъективны, вряд ли будут обращаться суды, разрешающие спор. Дело в том, что тут не нужна принятая законом, институционализированная, единственная монополистическая система апелляционного суда, какую нам предоставляет сейчас государство. Нет причин, по которым не могло бы существовать большое количество высококвалифицированных и честных судей апелляционных судов, избираемых судами, рассматривающими спор, как это и происходит сегодня с многочисленными частными арбитрами на рынке. Апелляционный суд выносит свое решение, и суды приводят его в действие, если, например, Джонс был признан виновным и если он, конечно же, не докажет необъективность суда с помощью дополнительных судебных процедур.

Ни в одном обществе не может быть неограниченного количества апелляционных судов, ведь в таком случае вообще не было бы смысла в судьях и судах. Таким образом, любое общество, будь оно статистское или анархическое, должно будет прибегать к определенному, установленному обществом количеству судебных разбирательств и апелляций. Предполагаю, что должна иметь место договоренность о любых двух судах. Я не случайно называю цифру «два», ведь она связана с количеством сторон, (истец и ответчик), в разрешении любого конфликта, связанного с предполагаемым совершением преступления или нарушением условий договора.

Если суды будут уполномочены выносить решение по поводу наказания виновной стороны, то не вернет ли это государство обратно в другой его форме и не будет ли это отрицанием анархизма? Нет, поскольку в начале данной статьи я определил анархизм, как общество, которое не исключает применение силы для защиты человека и собственности, например, частными агентствами. Точно так же, не приводит к появлению государства возможность людей защищать себя или нанимать охрану для своей защиты.

Следует, однако, отметить, что в анархическом обществе не будет «окружных прокуроров», выдвигающих обвинения от имени «общества». Обвинения будут выдвигать только жертвы, выступающие при этом истцами. Если жертва является абсолютным пацифистом и противостоит проявлению любой оборонительной силы, она просто не будет подавать жалобу в суд или же решит отплатить той же монетой своему обидчику. В сводном обществе это будет ее право. Если же случилось убийство, наследники жертвы смогут подавать иск.

Что насчет проблемы Хэтфилда и МакКоя? Предположим, Хэтфилд убил МакКоя, и наследник МакКоя не обращается к сфере частного страхования, полицейским органам или судебной сфере, а принимает решение просто отомстить преступнику той же монетой. Поскольку при анархизме не используется принуждение по отношению к честным гражданам, у наследника МакКоя будет полное право поступить так. Никто никого не будет принуждать подавать в суд. Поскольку право нанимать полицию или пользоваться услугами судов вытекает из права пользоваться защитой от агрессии, было бы нелогично применять такого рода принуждение.

Допустим, МакКой выжил и решил убить Хэтфилда. Что тогда? Ничего, кроме того, что МакКою следует волноваться о том, что Хэтфилд может выдвинуть против него обвинения, если выживет. Тут следует отметить, что, если Хэтфилд действительно хотел убить МакКоя, то у последнего не возникает проблем с судом. У МакКоя будут проблемы, если суд обнаружит, что он сделал страшную ошибку, убив не того человека. Тогда МакКоя обвинят в убийстве. Конечно, в большинстве случаев люди будут пытаться устранять такие проблемы, предъявляя иск через суд, и, таким образом, получать всеобщее одобрение совершаемых ими действий, направленных на осуществление возмездия, – не для самого акта возмездия, а для принятия действительно правильного решения относительно того, кто же виновен в конкретном случае. Целью проведения судебного процесса является определение того, кто является преступником или нарушителем условий договора в данном конкретном случае, на основе общепринятой процедуры. Судебный процесс – это не добро само по себе. Вот, например, в случае с таким политическим убийством, как убийство Джеком Раби Ли Харвея Освальда во время трансляции по общественному телевидению, нет необходимости вести судебный процесс, поскольку имя убийцы очевидно для всех.

Не станут ли частные суды продажными и нечестными, не превратиться ли частная полиция в преступного вымогателя денег? Да, это может случиться, ведь человеческая сущность не исключает такого варианта. Анархизм – это не моральная панацея. Важным здесь является то, что рынок серьезно препятствует такому развитию событий, это хорошо заметно в сравнении с обществом, в котором существует государство. Во-первых, на рынке будут процветать только те судьи, у которых, как и у арбитров, будет хорошая репутация благодаря их компетентности и беспристрастности. Во-вторых, на свободном рынке существуют сдержки и противовесы для борьбы с коррумпированными судами или преступной полицией. А именно, там существуют конкурирующие суды и полицейские органы, к которым жертвы обращаются для восстановления правосудия. Если «Благоразумное полицейское бюро» станет действовать незаконно и силой вымогать у жертвы деньги, жертва сможет обратиться во «Взаимодействующее» или «Справедливое» полицейское бюро как за защитой, так и для того, чтобы выдвинуть обвинение против «Благоразумного». Это и есть подлинные «сдержки и противовесы» свободного рынка, и подлинные они по сравнению с ложными сдержками и противовесами системы государства, где все якобы «имеющие противовес» органы находятся в одних и тех же руках монополистического правительства. И на самом деле, учитывая, что у государства есть монополия на «услуги обеспечения безопасности», что может помешать ему использовать свои монополистические источники принуждения для того, чтобы изымать деньги у людей? Какие существуют сдержки и ограничения для государства? Никаких, кроме вооруженного восстания — дела весьма непростого и неоднозначного. В сущности, государство создает легкодоступный и узаконенный канал для преступности и агрессии, поскольку оно ворует деньги с помощью налогообложения и принудительной монополии на «защиту». Государство и является могущественным рэкетом в гигантских масштабах. Как раз государство и твердит: «Плати нам за предоставляемую тебе «защиту или что-нибудь еще». В свете масштабной деятельности государства, опасность рэкета, возникающая со стороны одного или нескольких полицейских бюро, на самом деле кажется относительно маленькой.

Более того, необходимо сказать, что главный элемент власти государства – это ее законность в глазах большей части общества и тот факт, что спустя столетия пропаганды на воровство, осуществляемое государством, смотрят как на необходимые обществу услуги. Налогообложение в принципе не считается грабежом, война не считается убийством, а призыв на военную службу – рабством. Если бы частное полицейское бюро действовало незаконно, то есть если бы «Благоразумное» агентство занялось бы рэкетом, ему явно не доставало бы законности в глазах общества, той законности, которую государство приобрело за несколько веков. На «Благоразумное» скорее смотрели бы как на бандитскую организацию, а не как на законную, Богом посланную «правящую силу», связанную обязательством способствовать «общему благу» или «всеобщему благосостоянию». При отсутствии легитимности, «Благоразумное» столкнулось бы с гневом общества, а также с тем, что на свободном рынке большим спросом стали бы пользоваться услуги по обеспечению безопасности и восстановлению справедливости, оказываемые другими частными агентствами, то есть частными полицейскими бюро и судами. Учитывая наличие таких сдержек и противовесов, успешная трансформация из свободного общества в бандитское кажется невозможной. И правда, если оглянуться назад, можно понять, что государству было очень тяжело подняться, не вытесняя при этом общество; как правило, речь шла о завоеваниях извне, а не об эволюции самого общества.

В анархистском лагере существует много споров по поводу того, должны ли частные суды повиноваться основополагающему, общему для всех правовому кодексу. Были предприняты оригинальные попытки для того, чтобы разработать систему, в которой законы или стандарты принятия решений судами будут полностью отличаться друг от друга.⁷ Но мне кажется, что все должны будут подчиняться основному своду законов, в частности, запрету на агрессию против человека и собственности, подтверждая таким образом наше определение анархизма как системы, которая не предусматривает никаких законных возможностей проявления такой агрессии. Предположим, что определенная группа людей считает всех рыжеволосых демонами, в которых нужно стрелять, как только они оказываются в поле зрения. Предположим, что Джонс, один из членов этой группы, стреляет в рыжеволосого Смита. Предположим, Смит или его наследник подает иск в суд, но суд Джонса, разделяя его понятия, находит его невиновным. Думаю, что для того, чтобы считаться законным, любой суд должен будет следовать основному либертарианскому правовому кодексу, предполагающему ненарушение прав человека и непосягание на его собственность. В противном случае, суды на законном основании смогут действовать согласно кодексу, который разрешает проявление агрессии в различных ее формах, противореча нашему определению анархизма и возвращая в общество если не государство, то один из главных элементов статизма, или легализованной агрессии.

И еще раз, я не вижу здесь никаких непреодолимых проблем. Анархисты, пропагандируя свои убеждения, просто включат в свою агитацию пункт о том, что основной либертарианский свод законов – это неотъемлемая часть анархистских убеждений.

В противоположность следованию основному правовому кодексу, другие моменты принятия решений судами, будут отличаться в зависимости от рынка или желаний клиентов. Например, это может быть язык, на котором будут проводиться заседания, или количество задействованных судей и так далее.

Есть еще ряд проблем, относящихся к основному правовому кодексу, о которых у нас уже нет времени говорить здесь: это, например, определение титулов собственности или вопрос о законном наказании осужденных виновных – хотя, последняя проблема существует и в статистской правовой системе.⁸ Главное, что государство не является необходимым для следования правовым принципам или их создания: и на самом деле, большая часть законов общего права, коммерческого права, морского права и частного права возникла отдельно от государства, при содействии судей, которые не создавали законы, а извлекали их из общепринятых принципов, созданных на основе традиций.⁹ Мысль о том, что государство необходимо для того, чтобы создавать законы, такой же миф, как и то, что государство нужно для того, чтобы оказывать почтовые услуги.

Полагаю, здесь уже было сказано достаточно для того, чтобы можно было признать анархистскую систему урегулирования споров жизнеспособной и самодостаточной: укрепившись в обществе, она могла бы работать и существовать вечно. Как прийти к этой системе, конечно, вопрос сложный, но она точно не возникнет, пока люди не поверят в ее действенность и пока они не поймут, что государство совсем не является необходимым злом.

[Мюррей Ротбард произнес эту речь 32 года назад, в этот же день, для Американского общества политической и правовой философии, в Вашингтоне: 28 декабря 1974 г. Впервые она была опубликована в The Libertarian Forum, том 7.1, январь 1975, и является доступной в PDF.]

Перевод Ирина Черных.

Под редакцией Владимира Золотарева